Александр Филиппович ПЛОНСКИЙ
ДЕТЕКТОР ИСТИНЫ
Фантастический рассказ
— Не нравится мне он, — сказал Гарин.
— Чем именно? — поинтересовался Ставинский, помешивая ложечкой чай.
— Я не раз задавал себе этот вопрос, но так и не смог на него ответить. Не нравится, и всё тут.
Ставинский отхлебнул.
— Цейлонский чай это вещь. Да ты пей, остывает. Знаешь, как я его завариваю? Чайник нужно ополоснуть кипятком, минуту выждать, потом...
— Да погоди, — досадливо поморщился Гарин. — Я ведь о важном.
— Возможно, в тебе говорит родительская ревность: Искра твоя единственная дочь.
Гарин потер переносицу, взлохматил седеющие волосы.
— Кроме нее у меня никого нет.
— Тем более!
— Когда умерла Юна, Искорке не исполнилось и года.
— Оттого ты и не женился вторично, — понимающе кивнул Ставинский.
— Не совсем так. Во всяком случае, я не жертвовал собой. И, поверь, предъявлять дочери счет не собираюсь. Но все же...
Ставинский отодвинул недопитую чашку.
— Тебе не хочется, чтобы она вышла замуж?
Гарин пожал плечами.
— Дело не в том, хочу я или нет. Искре уже восемнадцать, она вольна поступать, как пожелает.
— Значит, проблема в женихе...
— А о чем я твержу четверть часа? — вспылил Гарин, но тут же виновато понизил голос. — Прости, шалят нервы. Да ты пей, не обращай на меня внимания.
Он сделал несколько поспешных глотков.
— Пустяки, — сказал Ставинский.
— Понимаешь, меня преследует страх. Всё кажется, что Искра совершает непоправимую ошибку. А я не в состоянии уберечь. Между нами наступило отчуждение. Искорка всегда была со мной откровенна, делилась мыслями, а тут...
— Это естественно. Вспомни себя.
— Я — другое дело. Рос в трудные годы. Без родительского надзора.
— И вырос хорошим человеком.
— Спасибо. Но я не о том. У меня в памяти рука дочурки, когда ей было шесть лет, и я повел ее в музыкальную школу. Крошечная ручка доверчиво покоилась в моей ручище. Пронзительное чувство ответственности за будущее этого крошечного существа с особенной силой охватило меня. И не оставляет до сих пор!
— Для тебя Искра осталась шестилетней?
— Нет, конечно же. Разве что в глубине души. Самую малость...
— К сожалению, каждому суждено совершить свои собственные ошибки. Жизненный опыт не наследуется.
— Тем паче мой. Если бы была жива Юна...
— А что он представляет собой, зтот... жених Искры? — спросил Ставинский. — У тебя есть причины его не любить?
Гарин ответил не сразу.
— Опасения у меня смутные, подсознательные — интуиция, не более того. А так парень как парень. Аспирант, общественник, первый разряд по шахматам. Из тех, знаешь, у которых в анкете: «не состоял», «не участвовал», «не привлекался».
— Прикрыли анкеты.
— Давно пора. Но это я к слову. Спрашиваешь, что он представляет собой? Не знаю. В том и беда, что не знаю. А если бы и знал... Например, что он подлец. Как убедил бы Искру?
— Извечная коллизия: отцы и дети...
— Да уж... Еще обидится, ожесточится: «может его на детекторе лжи проверить?»
— Это идея! — воскликнул Ставинский.
— Ты о чем? — не понял Гарин.
Ставинский подсел поближе, положил ему руку на плечо.
— Твои слова натолкнули меня на любопытную мыслишку. Тебе ведь известно, чем я занимаюсь в последнее время?
— Я пришел за советом к другу, а не к специалисту по компьютерам, — с оттенком обиды проговорил Гарин. — Электронная сваха не для Искры.
— Сваха? С чего ты взял? Послушай лучше, что произошло в начале века.
— Какое это может иметь отношение...
— Самое прямое, убедишься. Итак, в 1902 году на выставке «Мир искусства» экспонировался написанный Серовым портрет Михаила Абрамовича Морозова, историка, приват-доцента Московского университета, известного коллекционера живописи. Сходство было бесспорным. И вместе с тем... Вот, слушай...
Ставинский подошел к стеллажу, взял с полки том и, мгновенно найдя нужную страницу, прочитал:
«...Блестящий и парадный большой портрет, в котором ясно, что тончайшее сукно на этом выхоленном дяде и под сукном чистейшее подкрахмаленное тончайшее полотно, а поза — огородное чучело, кабан, выскочивший на охотника и остановившийся с разгону».
— М-да... Характеристика убийственная! — откликнулся Гарин. — Но к чему ты клонишь?
— Обрати внимание: утонченный эрудит Морозов предстал перед знавшими его в новом, неожиданном свете. Проявились черты, о которых никто не подозревал. Сама тщательно скрываемая натура этого человека сделалась для всех явной.
Ставинский достал другую книгу.
— Или вот еще... Валерий Брюсов:
«Портреты Серова срывают маски, которые люди надевают на себя, и обличают сокровенный смысл лица, созданного всей жизнью, всеми тайными помыслами, всеми утаенными от других переживаниями».
— Хотел бы я увидеть жениха Искры на портрете Серова, — задумчиво сказал Гарин.
— Такая возможность есть.
— Мне не до шуток!
— Я не шучу. Наша лаборатория исследует возможности компьютерной живописи.
— Компьютер-портретист? И чем же он отличается от фотоаппарата?
— А чем человеческий глаз от объектива?
— Это что, параллель?
— Вот именно. Компьютер не довольствуется мгновенным отображением действительности. Он анализирует ее в динамике, улавливает характерные детали, вводит для них весовые коэффициенты. И, наконец, синтезирует результат.
— То есть выдает портрет?
— Да, как итог наблюдения, анализа и синтеза.
— Но ведь для компьютера необходима программа? — с сомнением проговорил Гарин.
— Здесь мы и подходим к самому интересному. В качестве прототипа компьютера-портретиста мы выбрали Валентина Александровича Серова. Так что я не случайно рассказал о «Морозове». Серова считали фанатиком правды, в его портретах видели высшую истину, глубокое постижение натуры. Это и предопределило выбор.
— Значит, компьютерная программа...
— Обобщает творчество Серова! Наш компьютер-портретист обладает уникальной способностью выявлять суть человека. Компьютерные портреты — мы называем их компретами, — это пытливое проникновение в сущность индивида. Они пронзительно психологичны.
— И впрямь детектор лжи, — оценил Гарин.
— Наоборот, детектор истины, — возразил Ставинский. — Он проявляет правду, только правду, одну лишь правду. Остальное отбрасывает. В компретах, как и в портретах Серова, есть нечто гротескное, не просто верное, а обостренно точное. Кстати сказать, Морозову портрет понравился. «Забавно, что он сам доволен», — признавался Серов.
— Я знал, что ты мне поможешь, — сказал Гарин, поднося к губам пустую чашку.
— Не тебе. Искре, — подчеркнул Ставинский.
Из неизданного. Рукопись предоставлена автором.